Золотые червячки

Папа был хитрецким. Хитрецкий папа — это класс. Никто не вызнал, что он выращивал червячков. Золотых червячков. Ранее, в детстве, все желали о огромных победах. Моя двоюродная сестра собирала шелкопрядов. В дальнейшем она подразумевала использовать для этого дела негров. Гусеницы на неграх как белоснежные червячки. Червячки сосали бы из негров чёрный сок. Но папа выращивал золотых червячков.

Папа был очень умеренным. Он обожал нас… Катю, Сеню, маму, бабушку и меня. Но ничего нам не гласил. В комнате, где днём душили цыган, он обустроил аквариум. Но этого никто не лицезрел. Мёртвые цыгане только? Но цыган душили стремительно… ведь там была особая машина. Катя говорила, что никто не успевал и пискнуть… так стремительно петля затягивалась. Уже когда петля насажена, ничего нереально поделать, так стремительно работает электроудав… раз — и всё! Цыган старается глубоко вдохнуть, как водолаз, но погибает очень стремительно… электроудав сжимает верёвку, и всё. Цыган писает в брюки и трясёт ногами. У него лицо становится красным-красным, язык высовывается, и забавно пучатся глаза. Ну, это все лицезрели, и мёртвых цыган тоже. Ведь когда они начинают пахнуть по-другому, их увозят. Живы цыгане пахнут не так, как мёртвые. Совершенно не так. Неким кажется, что похоже, но по сути — нет.

Но ведь папа только использовал цыганскую душилку для выкармливания золотых червячков. Папа был хитрецким. Но даже очень хитрые могут попасться. Из-за этого погибли червячки, и папа не сумел сделать что желал. Дядя Муть напал на него в раздевалке. Дядя Муть не знал про червячков, но у него с отцом издавна были нехорошие дела. Папа не страшился дядю Муть. Папа гласил, что может уничтожить его одним махом серпа, как он убил Голубого и Кабельщика. Но дядя Муть знал про папин серп, и напал на папу в раздевалке. Папа просто бы с ним совладал по другому. Но в раздевалке все были нагие, и дядя Муть прыгнул на папу и откусил ему нос и кусочек щеки. Папа замешкался, и Муть с друзьями повалили его на пол и лупили стальными трубами, пока он не погиб. Трубы они заблаговременно развинтили и упрятали у Лёшки Усосова в шкафчике. Позже они отыскали червячков, но червячки тогда уже сдохли.

Папа ошибся. Папа практически обосрался. Папа сдулся как блядь, а?

А Катя в то утро посиживала у нас в столовке и ела бланманже. Она медлительно слизывала с ложки сладкую кашицу, а взор её плутал по помещению. Она сжала ноги и поёрзала на стуле… практически опять ей щемяще захотелось. Протолкнуть в свою щелку крепкую лобастую залупу. Насадиться нутром на взбухший мужской мускул и поёрзать. По-новой почувствовать мылкий вкус спермы и мускусный запах лобков и мошонок. Одним хуем Катя никогда не бывала сыта. Она стремилась, чтоб атмосфера вокруг неё сгущалась хуями, и чтоб твёрдые жаркие червяки протискивались в неё со всех боков и долбили, долбили, так что сердечко как будто замирает перед тем как разорваться. Чтоб слипалась позже глаза, слабли ноги, и хотелось есть. И чтоб сладко ныло в паху, и больно было какать.

Катя еще не знала, что дядя Муть убил папу и сгубил тем золотых червячков. Катя позвонила Сене…

— Сень, привет… Как дела?

— О, прет, Катюх… Да се пучком…

— Слу, ты как нащет заняться любовью?

Сеня был завсегда не против.

Через 15 минут он уже подъехал на своём Opel-е.

Они поцеловались.

Стояли и с минутку лобзались взасос, облизывая друг дружке губки, переплетаясь языками и вдыхая запах слюней. Кто ж не любит лобзаться, ёбт?

Позже они поехали к Мигунчику. Там уже собрались… Мопед, Витруха, Зибунок, Могад и Газуго, все юные ребята, которым чуть исполнилось 20, с яичками, лопающимися от густой молофьи. Сеня сам практически никогда не ебал Катю… только смотрел и надрачивал собственный большой как свая болт. Он раздевался, садился в кресло… массивное тело, железные мышцы бывшего вольника, толстая синюшная шишка и взор змеи… Ребята рвали уздечки — он смотрел за ходом спектакля. Управлял. Вносил поправки. Поощрял старательных. Наказывал ослушников.

Так как настоящий секс не терпит гандонов, спускать Кате во влагалище строго воспрещалось. Но не так издавна произошёл казус… молодой Гонсалес утратил весь контроль и не успел вытащить. Неумолимый Сеня подпрыгнул к парнишке сзади (рефлексы бойца сработали верно), одномоментно взял на удушающий. Дух покинул Гонсалеса совместно с последними каплями семени. Здесь нужно увидеть, что упомянутый парень приходился дяде Мутю отпрыском. Полностью разумеется, что дядя Муть отважился на месть. О золотых червячках он не имел понятия. Не знали о происшедшей катастрофы и собравшиеся в то утро у Мигунчика. Но план у их был тот же… мстить за Гонсалеса.

Поначалу никто не подавал вида. Мужчины разделись, пропустили как обычно по 100 гр текилы, пустили по кругу косяк. Сеня посодействовал раздеться Кате, усадил её на стол и пару минут нюхал ей ноги (хуи у юношей уже стояли торчком, и на залупах поблескивали капли смазки). Пока Сеня возился с её ногами, Катя в нетерпении обсосала несколько пульсирующих у её лица поплавков. Семен кропотливо вылизал ей ступни и, отъехав в кресле, оголил собственный. Разгоряченные мужчины обступили сочное тело, Катя охнула… Могад, подобравшись сзади, резко просочился своим длинноватым изогнутым членом в её хлюпающее от смазки влагалище. Процесс пошел. Зибунок отдал девченке в рот, а Могад уже еле сдерживался… еще десяток размашистых фрикций — и вот уже Катина спина щедро оросилась белёсыми струями. Фактически сходу вослед Могаду кончил Зибунок… сперма захлюпала у Кати во рту, потекла по шейке. Не сдержавшись, яро дрочивший Мопед сбрызнул малышке в глаз. Та раскраснелась… мужчины возбудили её до максимума, но спускали очень скоро. Мигунчик перевернул девченку на спину и, закинув ноги на плечи, воткнул. Газуго взял её голову, Витруха отчаянно надрачивал.

Сеня послюнявил кончики пальцев и чуток тронул собственный.

Катерина конвульсивно выгнулась и зарычала, 1-ый оргазм оросил её позже и подстегнул Мигунчика… с матерным криком он вышел и обильно эякулировал — Витруха тотчас занял его место. Бурно спустив, Катя расслабленно распростёрлась на столе. В этот момент Газуго высвободил от собственного хуя её глотку и с долгим стоном кончил Кате в лицо. Сразу подступило у Витрухи.

Семен придвинулся. Катя повернула к нему снулые от страсти глаза…

— Сень, ты как?

— Я щас уже всё… — Шепнул Сеня, привставая (рука его металась повдоль толстого поршня).

— Давай мне в рот! — Улыбнулась Катя, не обращая внимания на брызнувшего густым фонтаном Витруху.

— Катюша, девченка моя… — Семен впихнул балду ей в губки и затрясся, тихо скуля. Подвывая, Катерина стремительно сглатывала.

И в тот миг Мигунчик подал сигнал.

Юркий Мопед ухватил Семечки за яичка, а подкравшийся Газуго обрушил на Сенину голову початую бутылку текилы: раз, два, и снова. Сеня ишак на пол. Катерина непонимающе икнула.

— Мочи его! — Плотоядно пискнул Витруха, пацаны подмяли Семечки и принялись пиздить ногами, но босиком-то это делать неловко:

— Айда в прихожую, наденем говнодавы! — Бросил клич Зибунок.

— Да вы чё, ребят? — Катя по-взрослому обозрела разгоряченных юношей.

— А ты, сука: — Мигунчик схватил её за чёлку, опрокинул на пол, стукнул коленом в голову, — Мопед! Дай пузырь!… Щас порвём пизде верзоху!

Катерина отбивалась как кошка, но скоро бутылочное горлышко таки вошло тугим скачком ей в анус. Девчонка завизжала и описалась. Ребята глухо хохотали.

— Звони дяде Мутю, — Шлёпнул Мигунчика по ягодице Газуго, — Заказ исполнен: пусть тащит нам говна три веса, как обещался:

— Да, да, звони Мутю! — Наперерыв орали мальчишки, но здесь недвижный ранее Сеня вдруг оживился.

Рванув за ноги наиблежайшего к нему — Газуго — он опрокинул его, да так, что тот, падая, ударился о край стола затылком- на данный момент же Сеня завладел головой его и, массивно крутнув, сломал шейку (не все увидели, что Газуго в агонии жидко обгадился). На Сеню сверху прыгнул Витруха, но был снова опрокинут, придавлен — и вот уже железные руки Семечки намертво сомкнулись на его шейке. Мопед и Мигунчик переглянулись. 1-ый смело оседлал рычащего яростью бойца, а 2-ой обрушил на его голову с десяток ударов хрустальной пепельницей. Хватка Семечки ослабела, но Витруха уже не подавал признаков жизни. В один момент в сторону бойцов метнулась Катя. Не сходу стало ясно, что в руке её непонятно как оказался столовый ножик. Сидевший на Сене Мопед сходу получил лезвием, а бросившийся ему на помощь Мигунчик поскользнулся в говне и свалился. Слабонервного Зибунка немедля вырвало, а тщедушный Могад прянул к выходу, да только ведь дверь дальновидно заперли намедни сами заговорщики: Тем временем Кате удалось нанести лежавшему на полу Мигунчику проникающий укол в гортань, а Сеня, стряхнув с себя истекающего кровью Мопеда, ухватил его за волосы и пару раз пизданул лицом о подоконник. Хрипя, Мигунчик обхватил Катю руками: они покатились по полу, уронив бледноватого Зибунка. Семен поднялся и, настигнув одним прыжком возившегося с дверным запором Могада, поразил его ударом колена в позвоночник. Могад обвис как тряпка, даже не успев обосраться. Уверенным движением тренированных пальцев Сеня с хрустом смял ему горло («Помогите! Убивают!» — Прорезался вдруг сиплым контральто Зибунок, ломясь в приоткрытую форточку). До того как Мигунчику удалось вырвать у Кати ножик, он получил еще как минимум восемь ран, на губках его показалась пена, что свидетельствовало о повреждении лёгких. Катерина вскочила, взяла в руки стул и встала в защитную стойку. Но Мигунчик был уже слаб. Шатаясь, он практически втемную размахивал лезвием, когда Семен сплеча саданул его вымазанной кровью и калом бутылкой в висок. Мигунчик выронил ножик, свалился лицом вперед и больше не двигался.

Катя поставила стул на место. Вдвоем с Семеном они подошли к бившемуся в истерике Зибунку и стали его грызть. Зибунок трепыхался как рыба. Сеня порвал ему зубами щеку и шейку, Катя откусила 2 пальца на руке и половину хуя. Когда Зибунок обмяк, они взяли ножик и уже полностью деловито, без спешки, стали кромсать его тело, сглатывая кровь и смакуя жилистое мясо. Сеня просочился бедняге в череп и лакомился мозгом. Катя вдумчиво посасывала нарезанное ломтиками сердечко.

Какова же, фактически, мораль этой истории?

А всё до боли просто: никогда нельзя сдаваться. Всегда нужно биться до последней, как говорится, капли крови. Звучит обыденно? Как досадно бы это не звучало и ах, но жизнь в собственных проявлениях изредка балует нас. Бейтесь, пока не потеряете сознание. Тело человека довольно крепко, а боль — не так жутка, как отрисовывают воображение. Дохнуть нужно, как и жить: сражаясь. Только тогда тело ваше золотые червячки будут есть.

Золотые червячки питаются несгибаемой волей.

Они огромные гурманы, о, да.

Золотые червячки подобны ветру в поле.

Сейчас — тут, завтра — там: Горе им — не неудача.

Золотые червячки бесстрастны и размеренны.

Тысячелетия для их — плевок в море.

Они терпеливо ожидают, когда появится достойный.

Питаться падалью — неприлично.

Золотые червячки страстно жить хотят,

И жизни сок для их — нужда и самоцель.

Вот поэтому не видно края

У совершенства Вселенной, застывшей как жир в холодце.

А крысиная гонка, как до этого, длится.

Тараканьи бега всегда были популярны.

Сколько уродцев на планетке рождается

Чтоб отнять воздух у нас, Проклятых?

Сколько людишек необходимо убить

Чтоб вздохнуть, в конце концов, свободно?

Млрд? Три? 5? Точно сказать трудно,

Но чем больше — тем лучше: так Небу угодно.

Жечь их огнём — либо газом вытравливать,

Особенного, разумеется, не имеет значения.

Главное — достигнуть, в конце концов, правильного

И экстремального Очищения!

Золотые червячки всех государств, соединяйтесь!

Жрите населения земли ожирелые души!

За нами — Естественность, и, как не старайся,

Законы Природы не сможешь нарушить!